Экспозиция исходит из сложного отношения между пространством, ландшафтом и текстом об этом пространстве.
Экспозиция предполагает безличностное («безавторское») отношение к тексту. У текста нет иерархии, нет градации художественного и нехудожественного, нет градации качества художественного текста, нет способов измерения качества (публикации, членство в союзах, общественное признание), в будущей экспозиции заметка в личном журнале, дневнике, известный роман, словарное описание, выдержка из научной статьи, детский комментарий, — приравнены.

И в этом неиерархизированном объеме текста, объеме букв, выделены основные повторяющиеся образы времени и пространства. Точнее, образы времени, «запакованные», в пространственный образ, в мифологему. Например, образ, названный «Славное море» пространственно привязан к озеру Байкал, но озеро как текст транслирует образы определенного времени. Древность озера, уникальность, порождает условно (и безусловно) «древний текст», актуализирует самую древнюю форму мифа — объяснительную, этиологическую, актуализирует археологический и этнографический текст. Важно, что это не только актуализация, «воспоминание», это живой активный процесс сегодня и в любое другое время. По той же логике выделены остальные разделы — «Старый город», «Новый город», «Тайга». Каждый из них (из пространственных образов) имеет привязку ко времени и актуализирует свой тип мифа и текста вообще. В описании разделов это будет раскрыто подробнее.

Концепция опирается на одну из ключевых особенностей сибирского текста — бесконечная, неисчезающая позиция «первопроходца». Сибирский текст — «разреженный», его не так уж и много, и он плохо «крепится» к сибирскому ландшафту. По этой причине у каждого поколения создается ощущение, что до них «на эту тему» ничего не сказано, что литература (наука, публицистика) пишется по чистому листу (и по нетронутому таежному, степному пространству).

Концепция предполагает создание эстетического воплощения этого свойства с помощью создания разных версий «растворения» (разрушения, рассыпания, многократного наслоения) текста в пространстве. С другой стороны, элементы ландшафта будут показаны так, будто они стремятся стать организованной структурой, текстом, созданным человеком, древней цивилизацией или не человеком. Таким образом, человеческое интеллектуальное будет стремиться к разрушению, а природное, стихийное — к организации. За счет смешения этих двух векторов и человек, и природа будет представлены «полутекстом», «недотекстом». В каждом из разделов эта идея будет выражена по-разному, в зависимости от идейно-эстетического содержания раздела.

Например, раздел «Славное море» может преподнести как стремящиеся к тексту, как инопланетный текст, структуры, трещины байкальского льда. А знаменитые «шишкинские писаницы», где человек создавал изображения и буквы от позднего неолита до XIX века (и только надписи XX века нами принято считать вандализмом, а не, например, наследием традиции) наоборот будет стремиться к «нечитаемости», «затертости», к деструкции за счет многослойности.

Раздел «Старый город», отражающий историю прежде всего Иркутска 17-19 веков, может изображать элементы города, сохранившего визуального кода прежних веков как текст, как имитацию текста. Мы можем обнаружить стремление к структурности, к тексту в узорах иркутских наличников, в элементах архитектуры досоветских времен, ритмы бревен деревянной архитектуры, ритмы окон, ритмы фонарных столбов, фактуры и текстуры разных деревянных поверхностей (свежее дерево, покрашенное, почерневшее, горелое, с облезлой краской разной степени облезлости). А в качестве стирающегося текста могут быть представлены немногочисленные элементы текстовых надписей 19 века — на домах, канализационных люках, инфраструктурных элементах. В Иркутске это большая редкость.

В разделе «Новый город», организующимися в текст нетекстовыми элементами, могут стать индустриальные элементы — ребра плотин, ритмы заводских труб, соединение устремленной в будущее индустриальной эстетики и «вечной» природы. Основным эстетическим объектом «разрушающего текста» станут поверхности объявлений современного города — свежие, оборванные, ветшающие, от которых со временем остается лишь шероховатая поверхность приклеенной к кирпичу или бетону бумаги с еле различимыми складывающимися в слово буквами. Мы не будем воспроизводить, «реанимировать» эстетику советской стройки, ее отразят экспонаты (книги и их содержание), мы покажем индустриальное наследие, его идеи и воплощение, сегодня, где-то в разрушенном, где-то во вполне живом состоянии.

В последнем разделе «Тайга» человеческого текста не будет, но будет стремящийся тексту ландшафт: кора деревьев как возможный текст, ритмы берез как штрих-код, поверхности, покрытые мхом как тактильное сообщение для людей со зрительными ограничениями, или для человека, находящего в пространстве, лишенном света, когда информацию можно считывать пальцами и декодировать в слова.

Цель — создание эпически нейтрального (и поэтому близкого всем), безличностного (и поэтому открытого для всех) пространства, раскрывающего созидательный, эвристический потенциал сибирского текста и объединяющего функции музея и читального зала.
«Первопроходческая» природа сибирского текста, ощущение чистого листа, недостаточности, актуализация всевозможных мифологических мотивов как литературных мотивов, свойственных «началу», есть признаки накопительного потенциала, эвристического предчувствия, которое будет раскрыто экспозицией, адресовано как вдохновение и приглашение к сотворчеству ее посетителям.

Задачи:
— разработать набор полидискурсивных сообщений в стилистике библиотечных карточек и других приемов создания подобных сообщений;
— подобрать экспонаты (книги), которые могут отражать содержание локаций;
— выбрать «драгоценности», «редкий фонд», книги не для чтения, а «почитания» их физической оболочки;
— создать дизайн-проект, воспроизводящий смыслы данной концепции;
— произвести монтаж экспозиции.